Обычно кровати братьев стояли рядом. Но когда Серёжа заболел воспалением легких, Сашу переселили в другую комнату и запре­тили тревожить малыша. Только просили молиться за братишку, которому становилось всё хуже и хуже.

Как-то вечером Саша заглянул в комнату больного. Серёжа лежал с открытыми, ниче­го не видящими глазами и едва дышал. Ис­пугавшись, мальчик кинулся к кабинету, из которого доносились голоса родителей. Дверь была приоткрыта, и Саша услышал, как ма­ма, плача, сказала, что Серёжа умирает. Па­па с болью в голосе ответил:

— Что ж теперь плакать? Его уже не спа­сти...

В ужасе Саша бросился в комнату сест­рёнки. Там никого не было, и он с рыдания­ми   упал   на  колени   перед   иконой   Божией  Матери, висевшей на стене. Сквозь всхлипы­вания прорывались слова:

—  Господи,  Господи,  сделай  так,  чтобы Серёжа не умер!

Лицо Саши было залито слезами. Вокруг всё расплывалось, как в тумане. Мальчик ви­дел перед собой лишь лик Божией Матери. Чувство времени исчезло.

— Господи, Ты всё можешь, спаси Серёжу!

Уже совсем стемнело. Обессиленный, Саша с трупом встал и зажёг настольную лампу. Перед ней лежало Евангелие. Мальчик пере­вернул несколько страниц, и вдруг взгляд его упал на строку: «Иди, и как ты веровал, да будет тебе...»

Словно услышав приказ, он пошёл к Се­рёже. У постели любимого брата молча сиде­ла мама. Она подала знак: «Не шуми, Серё­жа уснул».

Слова не были произнесены, но этот знак был, как луч надежды. Уснул — значит, жив, значит, будет жить!

Через три дня Серёжа уже мог сидеть в постели, и детям разрешили бывать у него. Они принесли любимые игрушки брата, кре­пость и домики, которые он до болезни вы­резал и склеивал, — всё, чем можно было по­радовать малыша. Сестрёнка с большой кук­лой встала около Серёжи, а Саша, ликуя, сфотографировал их.

Это были мгновения настоящего счастья.